— У вас есть причина бояться тестирования?

— Нет.

Обычно за этими вопросами следуют дополнительные на выявления употребления (хранения и распространения) наркотиков. Казалось бы, мир другой, а всё точно так же, как у нас. Милиционер продолжил:

— Вы употребляете наркотики?

— Нет.

— Вы употребляли наркотики последние пять лет?

— Нет.

— Вы участвовали в незаконном распространении наркотиков?

— Нет.

— В вашем окружении есть люди, распространяющие наркотические вещества?

— Нет.

— У вас есть причина бояться тестирования?

— Нет.

— В процессе тестирования вы соврали хотя бы на один вопрос?

— Нет.

— Вы когда-либо убивали животное?

— Да.

Посмотрев на экран, старший лейтенант что-то напечатал на клавиатуре. Вместо мыши, которой не было, он пользовался подобием тачпада, который был встроен в клавиатуру.

— Вам нравится, когда вас унижают?

— Нет.

— Вы всегда правы?

— Нет.

— Вы любите свою мать?

— Нет.

На этом моменте милиционер застопорился. Он с удивлением посмотрел на меня и отошёл от стандартной процедуры допроса, когда требуется задать вопрос, на которой необходимо ответить да или нет.

— Почему вы не любите свою мать?

— Кажется, я её не знал. Вероятно, я сирота. Извините, товарищ лейтенант, с провалами в памяти сложно жить.

— Вам нравится унижать других? — продолжил офицер, что-то напечатав.

— Нет.

— Вы любите оружие?

— Да.

Тут скользкий момент. К такому вопросу я не был готов. Ко многим вопросам про оружие подготовился, но такого не ожидал. Да, оружие я люблю больше, чем родную мать, которой никогда не знал. А оружие не раз и не два спасало жизнь мне и товарищам. Как можно не любить вещи, которые сопровождали тебя на протяжении большей части жизни? Да тут соврать даже после подготовки было бы проблематично.

— Хотели бы вы участвовать в боевых действиях?

Вот очередной вопрос с подвохом. Как ни отвечу — совру. Скажу да — это будет неправдой. Скажу нет — тоже будет ложью. Ведь ещё недавно хотел отправиться работать наёмником, а желание ещё не до конца испарилось, но при этом воевать я не люблю и не хочу.

— Нет.

Милиционер нахмурился. Видимо, прибор всё же отобразил мою неподготовленность к ответу.

— Вам нравятся спецоперации?

— Нет.

На этот раз я был искренним, как младенец, который ещё не умеет врать. Кому вообще нравится его работа? А моей работой было участие в спецоперациях. Конечно, есть люди, которым нравится их работа, например, творческие люди или которые зарабатывают большие деньги, занимаются любимым делом. Но большинство людей искренне ненавидят свою работу.

— Вы когда-либо хранили военную тайну?

Ох, дружище, да ты жжёшь напалпом! На мне столько подписок о военных тайнах, что ими на протяжении года в сортире можно подтираться. Но к этому вопросу нас готовили десятки раз перед каждой особой операцией, когда надо было изображать из себя кого угодно, но только не служащего российской армии. Так что я отвечал именно так, как был обучен, искренне уверенный в том, что говорю правду.

— Нет.

— Употребляли ли вы спиртное?

— Да.

— Как давно вы употребляли спиртное в последний раз?

— Две недели назад.

— Часто ли вы употребляете алкоголь?

— Нет.

— Управляли ли вы транспортным средством в нетрезвом виде?

— Не помню.

Ездил, и не раз. Но это было не на основных дорогах и на военных внедорожниках, но не объяснять же это офицеру, я вроде как с амнезией — тут помню, там не помню. Очередной вопрос, к которому я не был готов. Всё предусмотреть невозможно.

— Вы совершали кражи?

— Не помню.

Кражи… Чёрт подери, да за последние пару недель я столько всего украл, что перечислять замучаюсь. А сколько раз воровал что-то по службе: угон военной техники противника; трофейное оружие, сигареты и шоколадки… Бывало такое — убьёшь террориста, а его карманы набиты конфетами, словно не человек, а праздничная пиньята. Бандиты предпочитают ходить налегке, а шоколад — наиболее калорийный, лёгкий и компактный продукт, который можно легко и везде достать. Да мало ли что бывает на войне? Отвечу нет — сразу совру. Скажу да — вцепятся клещами, начнут раскручивать по полной программе. В принципе, мой ответ всё равно плохой, но тут можно валить на амнезию.

— Пробовали ли вы энергетики?

— Да.

— Играли ли вы на деньги в азартные игры после восемнадцати лет?

— Да.

— Вы состоите на службе какого-либо государства?

— Нет.

— Вы имитируете потерю памяти?

— Нет.

К подобным вопросам я готовился последние сутки, так что врал правильно, то есть в полной уверенности в своей правоте. Обмануть полиграф очень сложно, для этого необходима соответствующая подготовка и не раз пройти через похожие допросы. Благо, что у меня такая подготовка имеется.

— Вы относитесь к кражам положительно?

— Нет.

Тут главное было убедить себя в том, что я действительно отношусь к кражам отрицательно — это было просто. Достаточно было представить, что крадут у меня, так что ответ был искренним. Вот воровать у других — это уже другой вопрос. Любой из моих коллег не видит ничего зазорного, чтобы позаимствовать что-то, если это необходимо для выживания или выполнения задания. Подобные психологические барьеры ломаются ещё на первых годах службы в спецподразделениях.

— За последние десять лет вы совершали кражи?

— Извините, товарищ старший лейтенант, с амнезией невозможно ответить на вопрос, если не знаешь ответа. За время пребывания на территории СССР, насколько помню, я не совершал никаких преступлений.

— Вы говорите правду?

— Да.

Милиционер достал из стола планшет, такой же, какой был у капитана. Он вышел из-за стола, снял у меня отпечатки пальцев и сфотографировал глаза. После чего надел обратно датчик на палец и повторно меня прогнал по схожим вопросам ещё два раза. На что получал заготовленную «правдивую» реакцию. Но он явно оказался не удовлетворён, словно барышня коротким коитусом. Хмурился, смотрел в монитор, водил пальцем по тачпаду. Потом он достал из кармана сотовый телефон и позвонил.

— Товарищ майор, у меня сейчас на тестировании товарищ Александр, который безымянный с амнезией… Да, сейчас переправлю отчёт.

Он положил трубку и пристально посмотрел на меня.

— Товарищ Александр, какие ваши дальнейшие планы?

— Пока лежал в клинике, мне рекомендовали отправиться добровольцем в колонии. К сожалению, я даже не представляю, что это и чего ожидать, но склоняюсь к этому предложению. Подскажите, пожалуйста, куда можно будет обратиться?

— Погодите, вначале придётся закончить все учётные процедуры.

Такой ответ мне не понравился. Возникли подозрения, что меня отсюда не хотят выпускать. Вроде бы нет ничего такого, к чему можно придраться, разве что несколько мутных ответов и шаткая легенда. Но и опровергнуть легенду будет сложно, если только я не признаюсь. А признаюсь лишь под сывороткой правды или если телепат будет читать мысли. Вряд ли на меня будут переводить пентотал натрия (сыворотку правды). Интересно, у местных есть штатные телепаты, как у наших спецслужб? Если в этом мире жил кто-то вроде моего отца, то такое вполне возможно. Не хотелось бы повторно лишиться здоровья, которое только что было восстановлено.

Что-то в последнее время не везёт с правоохранительными органами. Даже если я ни в чём не виноват, всегда можно что-то придумать и заставить подписать любые бумаги.

Вскоре в кабинет зашёл пожилой мужчина примерно пятидесяти лет. Это был высокого роста черноволосый майор. Он внимательно смерил меня взглядом карих глаз и встал сбоку, чтобы видеть старшего лейтенанта и меня.

— Товарищ старший лейтенант, что скажете? — начал он.

— Есть некоторые смутные моменты, — пожал он плечами. — Я выделил их в отчёте. В целом товарищ Александр отвечал правдиво. Если верить показаниям медиков, то можно списать всё на потерю памяти, но как-то слишком удачно товарищ потерял память…